Новости

22 декабря 2011

Ссылка на автореферат

ftp://lib.herzen.spb.ru/text/fomenco_av_akd.pdf  

22 декабря 2011

Ссылки на цитирование

http://www.dissercat.com/content/istoriko-pedagogicheskii-analiz-stanovleniya-sistemy-obucheniya-rodnomu-yazyku-v-otechestven http://netedu.ru/node/1203   

ИСТОРИЯ МЕТОДИКИ ПРЕПОДАВАНИЯ РУССКОГО ЯЗЫКА

Фоменко Александр Владимирович

E-mail: fomenkoav@yandex.ru

                                                                           А.В. Фоменко

Учебные грамматики в контексте педагогики и культуры Древней Руси.

 

Задача настоящей работы состоит в рассмотрении древнерусских учебных грамматик, выявлении причин и закономерностей их возникновения и расцвета в неразрывном контексте педагогики и культуры Древней Руси. Важен также вопрос их преемствен­ности по отношению к предыдущему этапу и значение для последующих эпох. Историографической базой работы послужили преимущественно дореволюционные исследования Н.К. Кульмана и И.Е. Забелина. Дело в том, что педагогический аспект рассматриваемых грамматик достаточно слабо освещался в последующий период. Также следует обратить внимание на то, что  в ряде научных работ славянский язык, изучавшийся по грамматикам, иногда называют "русским".  Это говорит о том, что окончательно терминология не устоялась и надо быть внимательным и осторожным в этом вопросе. В предложенных дореволюционных материалах сохранены элементы орфографии и пунктуации оригинала.

Предысторию древнерусских учебных грамматик следует начать с общей характеристики  «книжного учения», которая дается уже с самых первых русских летописей.

"988.  В лето 6496. . . Посылал он (Владимир) собирать у луч­ших людей детей и отдавать их в обучение книжное.  Матери же детей этих плакали о них как о мертвых.  Когда отданы были в учение книжное, то тем самым сбылось на Руси про­рочество, гласившее:   "В те дни услышат глухие слова книж­ные и ясен будет язык косноязычных".  Не слышали они раньше учения книжного, но по Божьему устроению и по милости своей помиловал их Бог".  988 год - это время расцвета Киев­ской Руси, время принятия христианства.  С появлением пись­менности языковая ситуация в Древней Руси существенно изменилась.  Восточные славяне заимствовали письменность у древних болгар вместе с близкородственным, но особым языком, который у нас обычно называют старославянским языком.  Название это условное.  Употребляются еще термины "древнеболгарский", "древнецерковнославянский", а за последнее время еще "древнеславянский" язык.  Древние книжники называли его "словеньски языкъ", «словеньска речь».  Будучи перенесен в Древнюю Русь, старо­славянский язык оказывается в хотя и близкой, но иноязыч­ной среде.  Старославянские книги (в основном богослужебные) при переписке подвергались в языковом отношении измене­ниям, прежде всего невольным:   в них стали проникать восточно­славянские элементы.  Образовался старославянский (церковно­славянский) язык русской редакции, в исходящей своей основе книжный древнеболгарский. . .  Специфика овладения грамотой  заключалась в том, что достаточно было знания азбуки, чтобы научиться читать и писать (в отличие от Запада,  где латынь была чуждым для европейских народов языком). . . Кириллов­ский алфавит уже в 10 веке стал использоваться и для светских нужд. Появляется собственная древнерусская лите­ратура (деловая, художественная, летописная и др.),  в основе языка многих памятников которой легла живая восточнославянская речь. . .  «Иначе говоря, возник оригинальный древне­русский письменный язык,  так или иначе с самого начала своего существования подвергавшийся воздействию пришлого старославянского языка. . . С переносом литературы и старо­славянского литературного языка в культурной сфере Древней Руси начинается двуязычие, сыгравшее огромную роль в ста­новлении и развитии собственного русского литературного языка. Главным в этом двуязычии было то, что оба близко­родственных языка оставались самими собою и имели особую историю своего развития и в то же время активно воздейст­вовали друг на друга, элементы одного языка проникали в другой, ассимилировались в них или отторгались. В разных письменных произведениях обычно брала верх одна из этих языковых стихий, но в конечном счете решающую победу одер­жала русская народная речь». [1]

С крещением Руси связана целенаправленная деятельность по введению церковнославянского языка как языка христи­анской культуры. Летопись непосредственно связывает хрис­тианизацию Руси с началом там книжного учения. Сразу же после известия о крещении киевлян в Днепре "Повесть временных лет" сообщает, что Владимир "нача поимати у нарочитые чади дети, даяти нача на учение книжное". Это событие можно считать поистине эпохальным для истории литературного языка, поскольку начало школьного учения и знаменует собственно начало литературного языка:  специ­альная норма литературного языка, по определению, усваи­вается в процессе формального обучения. Обучение сначала не было повсеместным (брались дети "нарочитой чади", т. е., видимо, социальной элиты), но надо полагать, доста­точно скоро стало таковым, так как устроение школ было связано с религиозным просвещением и поручено духовенству. «Дело князя Владимира - именно в создании русского школьного образования, а не русской письменности, поскольку Владимир использовал для обучения уже имевшиеся   к тому времени на Руси богослужебные церковнославянские книги». [2]

Начинание Владимира нашло достойных продолжателей:  " В лето 6538 (1030). Родися Ярославу четвертый сынъ, и нарече имя ему Всеволодъ. Того же лета иде Ярославъ къ Новугороду, и собравъ отъ старост и отъ презвитеровъ детей 300,  и повеле учити книгамъ. "  "В лето 6545 (1037). Заложи Ярославъ город великий, у него же града суть Златая врата, заложи же и церковь святыя Софья. . .  И пои сем нача вера хрестьянська плодитися и раширяти, и черноризеци почаша множитися, и монастыреве починаху быти. И бе Ярославъ любя церковные уставы, попы любяще повелику, излиха же черноризьце, и книгам прилежа, и почитая е часто въ нощи и въ дне.  И собра писце многы и прекладаше отъ грекъ на словеньское письмо. И списаша книгы многы, или же поучащеся вернии людье наслаж­даются ученья божественаго.  Якоже бо се некто землю разореть, другый же насееть, ини же пожинають и ядять пишю бескунду, - тако и сь. Отець бо сего Володимиръ землю взора и  умягчи, рекше крещеньемь просветивъ. Се же насея книжными словесы сердца верных людий, а мы пожинаемъ, ученье приемлюще книжное". Для нас также огромное значение имеют свидетельства пристального интереса и уважения к "учению книжному". Настоящим гимном грамотности можно назвать "Слово некоего калугера о чътьи книгъ" из Святославова Изборника (1075 год). Имелись и другие не менее поэтичные строки:  "Велика бо бываеть полза от учения книжного, кни­гами бо кажеши и учиши есмы пути покаянью, мудрость бо обретаемъ и въздержанье от словес книжных. Се бо суть река напаяюще вселеную, се суть исходиша мудрости,  книгамъ бо есть неищетная глубина, сими бо в печали утешаемы есмы, си суть узда въздержанью. Аще бо поищеши в книгахь мудрости прилежно,  то обрящеши велику ползу души своей. Иже бо книгы часто чтеть, то беседуеть с богомь или святыми мужи». [3]

Определенный интерес могут представлять и летописные из­вестия по "Истории Российской" В. Н. Татищева,  в которых также отмечена просветительская деятельность некоторых русских князей. "1180 (6688). «Смоленский князь Роман Рос­тиславович … к учению младых людей понуждал, устроя на то училисча, и учителей греков и латинистов своей казною содержал, и не хотел иметь свясчеников не ученых.  И так на оное имение свое источил, что на погребение его при­нуждены были смольяне сребро и куны давать по изволения каждого". "1097 (6665). И как приближался пост великий, случилося мне (летописцу Василию) быть тогда во Влади­мире (Волынском) смотрения ради училисч и наставления учителей". "1214 (6722). Константин Всеволодович тогда же в Ростове на дворе своем заложил церковь каменну святыя Богородицы и хотел, при оной училисча устроя, от Спаса перевести».[4]

Важным источником для понимания вопроса о распростра­нении грамотности в Древней Руси является эпиграфический материал (древние и средневековые надписи на твердом материале-камне, металле, керамике) и берестяные грамоты.  Среди эпиграфического материала определенный интерес представляют такие знаменитые надписи, как на корчаге из Гнездова под Смоленском (до середины 10 века) и на Тмутараканском камне, но наиболее обширный материал, в том числе и непо­средственно по истории школы, дают граффити на стенах древнерусских зданий. Граффити были обнаружены в Новго­роде, Рязани, Владимире, Звенигороде, Киеве и других городах.  Наилучшим образом изучены надписи киевского Софийского собора. Начал изучение этих надписей  Б. А. Рыбаков, а про­долживший эту работу С. А. Высоцкий выявил и расшифровал около 300 надписей и рисунков-граффити 11 – 13 веков.  Для нас представляют особый интерес граффити об учителе и учениках школы книжного учения при храме:  "Граффити 11 века:  Месяца июня в 10-й день выгреб грамматика, а в 15-й отдали Лазорю"; граффити 12 века:  "Пищан писал, к дьякам ходил выучеником".

На берестяных грамотах следует остановиться подробнее.  Большая часть этих грамот обнаружена в Новгороде и к настоящему времени составляет свыше 600. Были также на­ходки в Твери, Пскове, Смоленске и некоторых других го­родах,  что свидетельствует о широкой географии их происхождения и функционирования. Датируются они 11—15 веками.  Основное содержание - деловая переписка, отражающая соци­ально-экономическую жизнь общества. Эта переписка - свиде­тельство довольно высокого уровня грамотности в Древней Руси, а также того, что она была доступна широким слоям населения. Вместе с тем, найдены десятки грамот, в том числе и несколько книг, по которым можно составить представление о методах обучения грамоте:  чтению, письму, счету.  В ряде грамот содержатся упражнения в написании букв, слогов, в составлении азбуки, упражнения в счете, рисовании. Почти все из этих грамот принадлежат новгородскому мальчику Онфиму, возраст которого А. В. Арциховский определял в 4-5, самое большое 6 лет. Они отличаются особой информативнос­тью и датируются 13 веком. Содержание грамот, описанное В. Л. Яниным в книге "Я послал тебе бересту. . . ", разнооб­разно:   азбуки, слоги, списывание текста, диктант, письмо, шутка, рисунки. Так, в грамотах: №74 - написано 8 первых букв азбуки, №200 - 18 букв алфавита, рисунок, изображающий лошадь и всадника, подпись "Онфим",  № 201 - школьное упражнение:  алфавит и склады; грамоту № 204 можно рассмат­ривать как продолжение 201-й. Бессвязность текста грамоты № 207 указывает на то, что мальчик не понимал смысла цер­ковных текстов и поэтому сделал много ошибок в записи, скорее всего это был диктант.  Грамота № 99 представляет собой овальное дно берестяного туеса.  На донышке сосуда были выбиты крест-накрест, для прочности, две берестяные полосы, которые и заполнены записями ученика.  Текст верхней полосы - упражнения в написании алфавита - 36 букв. Дальше - склады от "ба" до "ща", всего 20, и от "бе" до  "ще", тоже 20. На нижней полосе склады от "би" до "си", а также слова:  "Поклон от Онфима к Даниле", рису­нок, сопровожденный подписью "Я звере".  Грамота № 46 пред­ставляет собой школярскую шутку. Если читать текст после­довательно по вертикали, то получим фразу:  "Невежа писа, не дума каза, а хто се цита. . . "   В оторванной части бересты, очевидно, были ругательные слова, предназначавшиеся адре­сату бересты (налицо творческое использование полученных знаний).  В.Л. Янин, предпринявший попытку на основе анализа берестяных грамот раскрыть методы обучения того времени, говорит:  "Уже сейчас, когда мы убедились, что методы обуче­ния грамоте в древнем Новгороде были в общем такими же, какими они были в 16-17 веках, мы гораздо яснее предста­вили тот способ, при помощи которого грамотность в Новго­роде сделала поразительные успехи в эпоху, в которой преж­ние исследователи видели только дикость и невежество"[5]. Подводя итоги рассмотрению работ Онфима, Арциховский А. В. писал:  "Здесь четко представлен способ изучения грамоты по складам, господствовавший у нас до 19 века и держав­шийся до 20-го. Заучивая "буки-аз-ба", "буки-есть-бе" и т. д., ученик доходил до понимания, что "буки" обозначают Б, и так постигал постепенно все буквы. Этот способ был до сих пор представлен в источниках 16-17 веков, теперь он засвиде­тельствован и для 12-13 вв. Каждая из гласных здесь законо­мерно сочетается со всеми  20 согласными русского языка"[6].

В 13-14 веках при монастырях и некоторых церквах уже существовали школы грамоты. Так, сохранилась миниатюра, изображающая школу в Троице-Сергиевском монастыре. Однако, ни князья, ни церковь не открывали достаточного количест­ва школ, не удовлетворяли растущей потребности в подготовке грамотных людей, и широкие народные массы пользовались для этого услугами "мастеров грамоты".  Мастера грамоты появились еще в Киевском государстве в 12 веке.  У себя "в жилье" или на стороне, в домах родителей, они за плату обучали детей чтению, письму и счету. В 13-14 веках обучение у мастеров грамоты стало более частым явлением. Группы мальчиков, обучающихся у одного такого мастера грамоты, стали многочисленнее (8-12 человек), то есть составляли уже настоящую школу.  Мастерами грамоты были дьячки и "мирские" люди, занимавшиеся обучением детей в качестве дополнительной (например, к какому-либо ремеслу) или даже основной профессии. У некоторых мастеров профессией было, как сказано в одном "Житии", "книги писати и учити ученики грамотные хитрости".  Небольшое количество мастеров грамоты было, так сказать, повышенного типа. Они обучали отдельных учеников (вероятно,  из более зажиточных семей) не только чтению и письму, но и "словесным наукам".  Церковь, стремив­шаяся монополизировать в своих руках просвещение и вос­питание,  хотя и была вынуждена пользоваться услугами мас­теров грамоты, в целом относилась к их деятельности отри­цательно, так как эти светские учителя нередко находились в оппозиции к ортодоксальному православию, что выяснилось в период "еретических" выступлений в Новгороде, Пскове, Москве (16 век).  Так, в конце 15 века член московского еретического кружка Федор Курицын создал гуманистическое произведение "Написание языком словенским о грамоте и ее строении", в котором сформулировал ряд весьма интерес­ных идей антифеодального и антиклерикального характера.  Он выступил против слепого подчинения требованиям религиоз­ных догм и выполнения церковных обрядов. Автор призывал к "самовластию души" и свободе разума и утверждал, что путь к этому - сознательное, а не догматическое изучение знаний. Процесс овладения грамотой и знаниями представля­ет собой не механическое усвоение содержания книг, а свободную деятельность:  "Грамота есть самовластие".  Она результат деятельности свободной души, свободной воли, свободного разума.  Обладая "самовластием души", человек способен к всестороннему совершенствованию своих нравст­венных и умственных сил, к познанию окружающего мира и самого Бога.  Излагая сведения о грамматике, автор с боль­шим чувством и теплотой писал о грамоте, о письменности, книжной премудрости, с помощью которой, по его словам, "искуснее будут человеци".  Грамота - это "мудрость многа, учение богоблаженное, изяществу навыкновение, невежеству искоренение". Она раскрывает тайны, разрешает трудные воп­росы.  Так как человек разумен по своей природе и может постоянно совершенствоваться, то грамота, по мнению Кури­цына, способна помочь в этом "богоугодном", благородном деле.

Противоположных взглядов придерживался автор другой, анонимной статьи "Беседа о учении грамоте".  Создается впечатление, что она написана в ответ Курицыну. Излагая грамматические сведения, аноним запрещал детям "мудрствовати, пытати и глаголати" о том, о чем "не повелел гос­подь".  А тех,  кто сомневается в существовании Бога или старается узнать больше, чем положено, называет слабоум­ными, безумным и неистовыми, и поэтому, считает автор, грамота для них вредна и дается "на горшую погибель, на конечное искоренение и вечное мучение»[7].

Неподдельным криком души проникнуто послание новгородс­кого архиепископа Геннадия (конец 15 века).  В "Послании" Геннадий сетует, что не может найти грамотных людей на должности священников:  "нет человека на земле,  кого бы избрати на поповство", а те, кто претендует на эту долж­ность, не умеют читать ни по Апостолу, ни по Псалтырю.  "Яз велю ему апостол дати чести, и он не умеет ни ступити, и аз ему велю псалтырю дати,  и он и по тому едва бредет".  Изъявившие желание учиться долго не выдерживают:  "Яз велю им учити азбуку, и они, поучився мало азбуки, да про­сятся прочь, а и не хотят ее учити".  Ратуя за открытие училищ, Геннадий одновременно предлагает программу обуче­ния в этих училищах:  " А мой совет о том, что учити во училище:  первое азбука-граница истолкована совсем, да и подтительные слова, да псалтиря следованием накрепко, и коли то изучат может после проучивания и конархати и чести всякия книги".  (Конархати - громким речитативом произносить текст церковных песнопений, фраза за фразой, каждую из которых затем пропевает хор.)

«Итак,  архиепископ Геннадий прежде всего констатирует для своего времени и епархии, одной из самых богатых и обширных в тогдашней Руси, отсутствие хоть сколько-нибудь регламентируемой и покровительствуемой правительством школы, а затем указывает, что та потребность в грамотности, тот спрос на нее, который существовал, удовлетворялся людь­ми, избравшими себе обучение детей и взрослых как профессию. Надо думать, что наблюдения и выводы архиепископа Геннадия являются вообще определяющими для картины состояния рус­ской школы, и книжного обучения в начале 16 века:  школы, как таковой, в том виде и формах, какие мы привыкли соеди­нять с понятием школа, все равно что нет, не существует, а грамоте учатся от случайных, промышляющих этим людей, кото­рые, как можно полагать по указаниям Геннадия, на высоте задачи далеко не стоят и свой труд ценят очень дорого, а это заставляет думать, что и таких профессионалов учителей было тогда очень мало. Вот эти случайные учителя да свои грамотные семейные и исполняли в тогдашнее время те задачи, которые в наше время исполняет школа»[8].

А вот другой, совершенно противоположный взгляд на Послание Геннадия: "Большинство дореволюционных исследователей счита­ли это послание совершенно недвусмысленным доказательством низкого уровня просвещения в тот период. . .  Полемический пафос приведенных мнений будет снят, если учесть, что Генна­дий в своем послании имел в виду специальную подготовку будущих священников. Еe специфику нельзя отрицать.  Уместно привести постановление Владимирского собора 1274 года, который выдвинул в числе прочих требований к вновь пос­тавляемому священнику не только грамотность. Собор подтвердил необходимость "научения" вести службу у одно­го из опытных клириков. Хорошее знание грамоты отнюдь не означало, что кандидат в священнослужители был сразу го­тов исполнять свои обязанности.  Именно это и не учитыва­ли дореволюционные исследователи, неправомерно перенося низкий уровень именно профессиональной подготовленности священников на общий уровень образованности всего населе­ния, в том числе на такие в целом образованные слои, как дьячество и купечество. . . "[9]

 Ценный источник для изучения состояния грамотности и распространения школ в середине 15 века представляет собой сборник постановлений церковного собора, созванного царем Иваном IV в 1551 году, "Стоглав". Сборник состоит из воп­росов царя и ответов собора, касающихся книг, школ, судов, монастырей и иноков, паломников, христиан, которые крестятся не по существу, и т. п.  Две главы Собора целиком посвяще­ны вопросам грамотности и училищ. В главе 21 "О дьяцех, хотящих во дьяконы и в попы ставитися" признается низкий уровень грамотности духовенства:  "О ставленикех, хотящих во дьяконы и в попы ставитися, а грамоте мало умеют".  На вопрос, почему умеют мало грамоте, ставленники отвечают:   "мы-де учимся у своих отцов, . .  или у своих мастеров, а инде нам учиться негде, сколько отцы наши и мастеры умеют, потому и нас учат, а отцы их и мастеры их и сами потомуж мало умеют, и силы в божественном писании не знают, а учи- тися им негде".  Чрезвычайно важно следующее замечание: "А прежде всего в российском царствии на Москве, и в Великом Новеграде, и по иным городам многие училища бывали, грамоте, и писати, и пети, и чести учили, и потому тогда грамоте, и писати и чести гораздых много было". В главе 26 "О училищах книжных по всем градом" в ответ на замечание Ивана IV, что "ученики учатся небрегомо", предписывается в Москве и по всем градом… учинити в домех (священников, дьяконов и дьяков) училища". В них должны учиться не толь­ко дети духовенства, но и всех "православных христиан", учиться "страху божию, и грамоте, и писати, и пети, и чести со всяким духовным наказанием". Таким образом, правительст­во Московского государства задумало создать училища при источниках всего тогдашнего знания и мудрости, т. е.  при церквах, а учителей думало найти среди тех, кто по самому своему занятию не мог не знать грамоте. Постановление Стоглавого собора мало продвинуло вперед дело школьного обучения. Кое-где школы устроились, но, большей частью, распо­ряжение осталось неисполненным:  повсеместного открытия школ не произошло:  не было учителей, не было и общего желания учиться.  Но если так трудно обстояло дело со школой в 15 и первой половине 16 в., то нельзя утверждать, что так было и дальше. До нас дошло много свидетельств, которые говорят, что на Руси второй половины 16 и в 17 в.  школа не была совсем уж редким явлением[10].

Чтобы получить целостное представление о первоначальном обучении в Древней Руси, необходимо обратиться к исследова­ниям И. Е. Забелина. В его книге «Жизнь и быт  русских царей» есть целая глава под названием «Начальное учение». Эта глава в первую очередь рассказывает об обучении царских детей, которое принципиально не отличалось от обучения детей других сословий. Не надо забывать того факта, что Забелин был про­фессиональным историком, все его выводы сопровождаются архив­ными документами, свидетельствами   современников и очевидцев.  Итак, И. Забелин считал, «что древняя наша грамотность первона­чально вызвана была единственною только потребностью в грамотных наставниках веры, или еще ближе, в церковнослужи­телях»[11].  После   Букваря следовал Часослов - та именно книга, которая, прежде всего, требовалась для служителей церкви. Вечерня, Заутреня, Часы, Псалтирь, Апостол, ектинии - вот что необходимо было в то время для всякого вступавшего в церковный чин. Впоследствии этот состав обучения не изменился и не принял в себя ника­ких новых, а тем более посторонних предметов. Без сомнения, этому много способствовала, особенно в древнейшее время, постоянная нужда церкви в грамотных служителях, нужда, которая не могла благоприятствовать более полному развитию древнего образования и оставляла его в тесных гра­ницах самых первых, необходимых своих требований. Впоследствии гра­мотность в этом  составе от   духовенства стала переходить  постепенно   в  народ, в  круг образования светского. "Издревле Российским детоводцем и учителем обычай бе и есть, учити дети малыя, в начале азбуце, потом часословцу и псалтири, таже писати, по сих же нецыи преподают и чтение Апостола.  Возрастающих же препровождают ко чтению и священная библии, и бесед Еван­гельских и Апостольских и к разсуждению высокого во оных книгах лежащего разумения" (Предисловие Федора Поликарпова к изданию Грамматики М. Смотрицкого, 1721 года).  «До преобразований Петра Великого эта грамотность, в своем неизменном первобытном составе, была распространена по всем сословиям, была общенародною и везде единообразною:  дети первостепенного боярина обучались точно так же и по тем же самым книгам, как и дети простолюдина, то же самое, хотя и в большей полноте, встречаем и в царском быту»[12].

Посмотрим на Азбуку Бурцова (1637  год, второе издание).

 После предисловия:  стихотворных   учительных наставлений,- следует заглавие:  Начальное учение человеком хотящим разумети Божественного Писания. За молитв Пречистыя ти Матере и всех Святых Твоих Господи Исусе Христе Сыне Божий помилуй нас, Аминь.

Затем следуют буквы по единицам, т. е. отдельно каждая, а за ними склады двусложные, трехсложные и четверосложные:  ба, ва, га, да, бла, вла, гла, дла, бру, вру, гру, дру и т. п. Потом читаются самые названия букв, славянские цифры - числа до 10000, знаки надстрочные и знаки препинания также с их названиями, далее расположены по алфавиту образцы изменения глаголов, глаголы и имена, сходные по начертанию, но различные по смыслу, которые получают они от ударения, склонения имен, преимущественно тех, которые в церковном языке пишутся под титлами. После толковой азбуки помещены заповеди и другие статьи, составляющие краткое катехизическое чтение о вере, за которыми следуют выписки из  Св. Писания, притчи и наставление Товии своему сыну. (Азбука толковая - изречения, относящиеся к учению и жизни Христа Спасителя, расположен­ные в алфавите по своим начальным буквам. Так, например, буква  А начинается текстом " аз есмь всему миру свет" и проч.) Азбука оканчивается сказанием, "како св. Кирилл философ состави азбуку", и послесловием.

"Характер древней педагогии был таков, что нельзя было выу­читься читать, не выучив вместе с тем наизусть и всего содер­жания азбуки, этому особенно способствовало непрестанное повторение задов, без твердого знания которых нельзя было и заглянуть вперед в новую страницу. Ученье происходило обык­новенно вслух и нараспев, как следовало читать во время церковной службы, что также может свидетельствовать, что первоначальною целью книжного учения   было собственно при­готовление церковнослужителей. В гражданском быту церковные книги в то время иначе и не читались, как на распев, с соб­людением всех особенных тонических ударений. В древних руко­писных Псалтырях встречается даже особенный указ, или правило, как читать Псалтырь. Тот же характер преподавания с твердым заучиванием наизусть переходил с азбуки на Часовник и потом на Псалтирь. Дети обыкновенно так выучивали эти книги, что могли свободно читать их наизусть. Когда начиналось учение с азбуки? Можно заключить, что это учение начиналось с пятилетнего возраста. На азбуку могли потратить целый год.  В то время, когда проходили этот курс словесного учения, дети, обыкновенно лет семи или восьми, садились учиться писать. Скорописные азбуки, которые служили в этом случае руководством, были написаны всегда столбцом, свитком из нескольких склеенных листов. В состав их входили сначала прописные и строчные буквы, выписанные с особенным тщанием и искусством, с разными вычурными украшениями, каждая буква, для обозначения различных почерков, писалась во множестве образцов, начиная с самых больших и оканчивая самыми малыми.  Каждый ряд букв начинался вычурною и нередко весьма краси­вою заставкою, т. е. большою прописною буквою, в которой травы и узоры переплетались с изображениями птиц и зверей. В некоторых азбуках помещалась также азбука толковая, то есть разные изречения, расположенные в алфавите по начальным буквам, но содержанием своим эта азбука совер­шенно отличается от толковой азбуки, находящейся в букваре Василия Бурцова, в которой все изречения относятся только к учению и жизни Спасителя. Здесь же эти изречения касаются вообще нравоучения. Так, например, под буквою Ф читаем:  "Фа­раоновых творений не чини, и других на то не учи" и т. д.  Потом следовали прописи и склады, изречения и загадки, то, что мы теперь называем прописями. Впоследствии, кроме этих прописей, в азбуках стали помещать апокрифичес­кую беседу трех святителей:  Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста в вопросах и ответах, и особую статью "каким образом писать к кому письма", содержащую, впрочем, одни только титулы писем к патриарху, к митрополиту, к боярину, к отцу родному и пр., а в одной скорописи -  даже форма письма, которая служила образцом писем. Вообще нужно заметить, что состав древних скорописей, или прописей, был весьма разнобразен и   вполне зависел от усмотрения своего составителя. Иной состав имел «Букварь славенороссийских писмен уставных и скорописных, гре­ческих же, латинских и полских, со образовании вещейи со нравоучительными стихами», сочиненный в 1691 году иеромона­хом и   царской типографии справщиком Карионом Истоминым и посвященный царице Наталии Кирилловне для научения ее царе­вича Алексея Петровича. В 1694 году гравер Леонтий Бунин  "изобрази на дщицах ваянием - имущим учитися отроком и отроковицам, мужем и женам писати".  Кроме букв, писанных разными почерками,  в этой Азбуке "под всяким писменем, ради любезного созерцания отрочатом учащимся, предложены виды во удобное звание в складе:  да что видит, сие и назовет слогом писмене достолепнаго начертания тех. Яко:  А - Адам, алектор (петух), афродита (звезда), аспид (дракон), Б - брань, брада, бичь" и т. п., а под этими изображениями помещены нравоучительные стихи, большею частью относящиеся к изображенным же предметам. Стихи эти были собственно прописями. Например, Б

"Бытность из Бога стихии прияша,

Учащим буквы знак склад обещаша.  

Изначала брань в мире обитает,

Юныя люди жить обучает.  

Барабан в полкех время дает знати,

Животна (т. е. баран и пр.) умным могут помогати,

Человеком есть брада совершенство,

Младым слушати старых людей денство.  

Ткати постав добр, юных наказати

Бичем, не умрут, имутъ успевати".  

«Букварь» Кариона Истомина отличается от других старинных букварей и тем еще, что он писан книгою, а не столбцом.  Таким образом, скорописные азбуки служили общим и единствен­ным руководством в обучении писать, не только в 17 столетии, но  даже и после петровских преобразований, особенно в первой поло­вине 18 в. Вот полный курс начального обучения, существовав­ший  до начала 18 в.:  1) словесное, т. е. чте­ние; 2) письмо;  3) пение; и который был распространен в совершенном единообразии по всем сословиям Московского Государства,  начиная с грамотного земледельца и восходя к первому боярину и самому царю»[13].

 К каким же выводам приходит И. Забелин?  На протяжении всей главы автор упорно пытается доказать следующие положения: 

I)                  грамотность первоначально была вызвана единственной

только потребностью в церковнослужителях;

2) впоследствии состав обучения не изменился и не принял

в себя никаких новых, а тем более посторонних предметов;

3) грамотность была распространена по всем сословиям,

была общенародной и везде единообразной;

4) всe вышесказанное сохранялось в течение семи столетий

(до преобразований Петра Великого).

Рассмотрим эти положения: 

I) Действительно, потребность в священниках была главной  (с этим согласен и Н. Кульман), но единственной ли? А как же потребности быстроразвивающегося государства Киевской Руси, расцвет литературы (летописи, "Слово о полку Игореве" и дру­гие, безусловно известные во времена Забелина не чисто цер­ковные произведения), дипломатические и культурные связи с другими странами?

2), 4)  Для Забелина не существует периодизации, он не разли­чает 10 и 17 века:  никаких изменений, никакой грамматики и других предметов! Вообще он слишком категоричен в анализе столь спорной эпохи.

3) Забелин пытается доказать, что единственное образование, доступное человеку в Древней Руси, - начальное,  но даже в этом случае невозможно говорить о каком-либо равенстве земледельца и боярина, хотя принципиального различия  (в наборе предметов и методах обучения - при желании и возможностях) действительно не было. Никаких доказательств  гра­мотности простолюдинов - земледельцев не приведено.  Что же касается описания букварей и их анализа, то они безу­пречны:   обращается внимание на детали содержания, форму подачи материала и ее изменения, подбор текстов, художественное оформление. Здесь во всем блеске проявился талант историка-архивиста, коим был И. Забелин.

Особо хотелось бы отметить статью "Каким образом писать к кому письма" из букваря Бурцова. Эта статья говорит о прак­тической направленности (не обязательно церковной!) обу­чения в Древне

 

А.В.Фоменко

 

Школа в условиях социальных перемен: о начале обучения русскому языку в связи с "Уставом народным училищам в Российской империи" 1786 года. 

Вопрос взаимоотношений школы и власти в России всегда имел свою специфику начиная с ранних периодов Древней Руси и заканчивая современным нам Национальным проектом «Образование». Если не касаться явно реакционных сторон данного взаимодействия, то надо признать, что царские и государственные указы и постановления в области образования в целом все-таки, часто превратно, но исполнялись и продвигали образование вперед. Ярким положительным примером тому является "Устав народным училищам в Российской империи" 1786 года (важную роль в подготовке которого сыграл Ф.И. Янкович).

Школьная реформа второй половины 18 столетия явилась важным этапом на пути формирования системы народного образования в России, и хотя ряд задач реформы так и не был реализован из-за пресловутой нехватки финансирования (данная функция была возложена на приказы Общественного призрения), что привело к тому, что уже при Александре I многие народные училища были закрыты, другие преобразованы в гимназии, тем не менее это была реформа, основанная на опыте других стран (Пруссии, Австрии), регламентировавшая с мельчайшими подробностями не только учебные предметы, но и часы занятий, средства обучения и даже учебные помещения.

Именно во второй половине 18 века для развития школы и педагогической мысли в России были созданы определенные социально-культурные условия: общий подъем интереса к науке и знанию вообще, в свою очередь развитие научного знания дало толчок для дальнейшего развития педагогической мысли в России 18 века.

С 1755 года начинают выходить российские журналы, в которых появляются материалы педагогической тематики. Собственно педагогическая журналистика зарождается с появлением «Детского чтения для сердца и разума», издаваемого Н. Новиковым.

В этот же период не без влияния западноевропейской культуры в России начинает формироваться теоретическое педагогическое сознание (М.В. Ломоносов, И.И. Бецкой, А.И. Радищев и др.).

В русле данных воззрений И.И. Бецкой сформулировал идеологию воспитания новой породы людей через «правильное» воспитание и образование. Исходя из этой концепции создается Смольный институт благородных девиц, снимавший существовавшие ограничения по половому признаку и пусть на сословном уровне способствовавший распространению образованности. Здесь мы видим подтверждение теоретических концепций конкретными шагами власти и просвещенной общественности по их реализации.

В 1760 году И.И. Шуваловым было внесено предложение в Сенат об организации всеобщего обучения дворянских детей через открытие школ грамотности и гимназий. Пока речь шла о дворянских детях, но совсем скоро образование станет доступнее и для других сословий (кроме, разумеется крепостного крестьянства).

Особенностью Екатерининской эпохи явилось то, что общество стало стремиться не столько к специальному, практическому образованию, сколько  к общему, не  зависимому от практических целей.

Но начало образовательной реформе в России положил Сенатский указ 7 сентября 1782 года. Была учреждена Комиссия об училищах, которая должна была создать положение о народных училищах и  выполнить все требующиеся по этому поводу мероприятия.

С открытием в 1786 году главных народных училищ «Комиссия об учреждении народных училищ» была преобразована в Главное правительство училищ, родоначальник современного Министерства народного просвещения. Главное правительство училищ было непосредственно подчинено Екатерине II.

Изменения коснулись и непосредственно учебного процесса. Теперь учитель должен был заниматься с целым классом, а не с отдельными учениками. Вошло в обиход такое средство обучения как классная доска, на которой записывалось то, что надо было выучить. Часто от ученика требовался рассказ своими словами, а не наизусть, а уже в высших классах рекомендовалось вырабатывать у учащихся самостоятельную работу мысли. Но в основе преподавания все же оставалось усвоение учебника целым классом в течение урока.России

Наглядным примером реализации Устава 1786 года может служить эволюция школьного обучения русскому языку. Очевидно, что почва для относительно широкого введения русского языка как учебного предмета в народных училищах была подготовлена задолго до «Устава», но без указа данный вопрос так и остался бы в епархии двух-трех гимназий и стольких же элитных дворянских корпусов, а тиражи учебников явно не предполагали бы широкого обучения. Именно в 18 веке утверждался и утвердился приоритет родного русского языка в школьном обучении.

Истоки методики преподавания русского языка ведут свое начало из опыта создания грамматик церковно-славянского языка в Древней Руси (начиная с рукописной статьи "Осьмь честии слова" (14в.)). Первая печатная грамматика славянского языка принадле­жала перу Лаврентия Зизания (1596г.), однако наибольший вклад в славянскую грамматическую традицию внесла грамматика Мелетия Смотрицкого (1619 и 1648 г.г.), ставшая для М.В. Ломоносова (и для многих других) "вратами учености" грамматической науки: ее влияние чувствовалось на протяжении более, чем столетия со времени создания. Немаловажным для истории методики преподава­ния русского языка является тот факт, что "в сознании русских книжников "славенский" язык не был чуждым, он воспринимался как торжественный, "высокий" стиль своего языка… Грамматические статьи и руководства по церковно-славянскому языку долгое время воспринимались как грамматики "своего" книжно-письменного языка и, таким образом, выполняли функции грамматик родного языка.1

Если в первой половине 18 века господствовала грамматика церковно-славянского языка, то во второй половине русский язык активно завоевывает все сферы науки и общественной мысли: воз­никает насущная потребность в овладении грамматикой русского языка (церковно-славянский язык как предмет обучения остается только в духовных учебных заведениях).

Первые грамматики собственно русского языка появились в России на иностранных языках: анонимная грамматика 1730 года на француз­ском языке, приписываемая И.С. Горлицкому, и краткая грамматика В.Е. Адодурова 1731 г. (приложение к лексикону Вейсманна на не­мецком языке).

Учебная литература первой половины 18 века в основном следовала традиции, заложенной в прошлые века: объектом изуче­ния являлся тот же церковно-славянский язык, по таким же в сущности печатным пособиям: переизданной грамматике Смотрицкого (1721г.) и близкой к ней грамматике Ф. Максимова (1723г.).

В первой половине 18 века утверждались идеи необходимости массового образования, ключом к которому должен был стать новый тип школы, учитывающий приоритет родного русского языка, о чем писали В.Н. Татищев («Лексикон Российский»), В.К. Тредиаковский («Разговор между чужестранным человеком и российским об ортографии старинной и новой», 1748) и др. В этом же направлении формировали общественное мнение общества по изучению русского языка («Российское собрание в С.-Петербурге в 1735-1743 годы»; «Вольное Российское собрание» в Москве в 1771-1773 годы).

Во второй половине 18 века создались условия для претворения идеи изучения отечественного (российского) языка в жизнь. 1) В 1757 г. опубликована «Российская грамматика» М.В. Ломоносова, первая научная грамматика русского языка, носившая нормативный характер, унифицировавшая орфографические правила и орфоэпические нормы. Таким образом была создана научная база и для школьных учебников. 2) Приняты правительственные меры, направленные на развитие отечественного просвещения: 5 августа 1786 года императрица Екатерина II утвердила «Устав народным училищам в Российской империи». Согласно «Уставу», русский язык введен в училищах как учебный предмет, изучаемый с первого по выпускной класс; унифицированы учебные планы. 3) Получили широкое распространение в обществе произведения русских поэтов и писателей: М.В. Ломоносова, И.Ф. Богдановича, М.М. Хераскова, Г.Р. Державина, Д.И. Фонвизина и др. 4) Сформированы высококвалифицированные кадры преподавателей отечественного языка.

В науке установился взгляд, что до указа Екатерины Второй "родной язык не был не только предметом школьного изучения, но и во многих случаях не являлся средством общения учителя с уча­щимися при изучении некоторых предметов гимназического курса"2. Действительно, данную точку зрения можно пол­ностью отнести к Санкт-Петербургской Академической гимназии, в документах которой изучение грамматики русского языка вообще как бы то ни было не упоминается. С Московскими и Казанскими гимназиями вопрос обстоит иначе. Дошедшие до нас документы сви­детельствуют о том, что зачастую вопросы изучения грамматики русского языка и вопрос языка преподавания рассматривались в 18 веке независимо друг от друга.

"На экзамене из Русской Грамматики для общей задачи диктовалась какая-нибудь согласовка величиною в четвертную страницу, ученик должен был все слова согласовать и восстановить подлинный смысл речи и пра­вильный порядок слов, не заменяя надиктованных слов другими, придуманными им самим, и все это должен был сделать на том же самом листке, на котором писана диктовка. Из русского синтакси­ческого класса служила задачею надиктованная краткая тема для сочинения из ней какого-нибудь периода, письма и тому подобного, что кому легче и способнее казалося".

О процессе работы по русскому языку на уроке можно отчасти получить представление из материалов Казанской гимназии: "В российском классе информатор (учитель) при обучении вверенного ему юношества российскому чтению и письму при изъяснении умеющим по-русски писать российской грамматики имеет на доске или на тетрадях диктовать им краткие русские речи и чрез вопросы и от­веты показывать им, где какая часть речи или который падеж, наклонение, время и прочия, непременно наблюдая при всяком слу­чае орфографию"3.

В Московских гимназиях "…учение русского языка делилось на четыре части или на четыре класса, и преподавалось четыремя учи­телями. Первый из них учил чтению и письму, другой Грамматике, третий синтаксису и начаткам логики и риторики, четвертый крас­норечию"4.

Учитель назначал из лучших учеников так называемых авдиторов (спрашивальщиков, помощников), за кото­рыми закреплялось несколько учеников. Перед уроком авдиторы спрашивали у них домашнее задание, помогали.

Особо ставился вопрос об учебниках. Издавались постановле­ния о том, чтобы в гимназиях всегда были нужные учебники и клас­сные пособия для воспитанников, "дабы не обременять питомцев письмом и не отнимать у них чрез то нужного для учения времени".

В отношении учебников интерес представляют два документа. В первом (от 19 ноября 1768г. на латинском языке), профессора Барсов и Шаден просят о покупке книг: "для употребления в обеих гимназиях Грамматики господина Ломоносова из публичной библио­теки 34 экземпляра в переплете". Второй документ - резолюция на первый (от 20 ноября): "Для употребления учеников обоих здеш­них гимназий, на казенном содержании находящихся, российской грамматики г. Ломоносова тридцать четыре экземпляра, которые взяв из публичной университетской библиотеки, переплести". Данные свидетельства явственно говорят о том, что "Российская грамматика" М.В. Ломоносова могла применяться в учебном процес­се (когда специальные учебники еще не были созданы), а учеб­ники бесплатно раздавались ученикам.

5 августа 1786 года был высочайше утвержден "Устав народным училищам в Российской империи", согласно которому создава­лись Малые и Главные народные училища, а также впервые вводи­лось обязательное обучение русскому языку "с первого по выпуск­ной класс". Очевидно общекультурное значение этого события, поскольку благодаря ему была "открыта дорога массе людей к знаниям, к творчеству на родном языке. Теперь не требовались языки-посредники ни для овладения грамотой, ни для изучения дисциплин по учебному плану…"5. Итак, согласно данному указу русский язык получал статус самостоятельного учеб­ного предмета. Екатерининский указ предписывал следующую прог­рамму по русскому языку: "1 класс - обучать чтению, письму и первоначальным правилам грамматики, содержащимся в таблице о познании букв; 2 класс - продолжать чистописание и учение пра­вил, содержащихся в таблицах с правильном разделении складов и о правописании; 3 класс - продолжать изучение российской грам­матики с упражнениями в правописании; 4 класс - продолжать рос­сийскую грамматику, упражняя при том юношество в письменных в общежитии употребительных сочинениях, как-то: в письмах, сче­тах, расписках и т.п.".

Основную часть грамматики русского языка преподавали в старших классах Главных народных училищ (3-4 классы), в то время как Малые училища представляли собой начальную школу. "Уставом" на грамматику отводилось два часа в неделю, однако за­мечателен тот факт, что в Главном училище Москвы грамматику изу­чали по три часа в неделю как в третьем, так и в четвертом клас­сах.

Очевидно, что "самой примечательной стороной исторических преобразований в образовании в екатерининский период явилось создание своей национальной системы народного просвещения, оли­цетворением которой является родной ("природный") язык как предмет изучения и средства обучения".6

Роль устава 1786 г. состояла не только в том, что были ор­ганизованы народные училища, но также и в том, что были унифици­рованы учебные планы в уже существовавших учебных заведениях. Так, указ Казанским гимназиям предусматривал, "чтобы учение, в оных преподаваемое, соображаемо было с правилами для прочих народных школ". Аналогичные распоряжения были разосланы и в другие учебные заведения. Учебный план пажеского корпуса включал "Российский язык во всех классах - 14 часов": это был сред­ний показатель количества часов. Так, только немецкий и фран­цузский языки предполагали 18 часов в неделю, остальные же пред­меты - от четырех до восьми часов. В пажеском корпусе обучение строилось по особой схеме: четыре класса, каждый класс по два года, т.е. всего восемь лет, один и тот же материал проходили по два раза: 1 класс -чтение и письмо российское, 2-й класс - грамматика российская, 3-й класс -переводы российские, 4-й класс - сочинение и слоги.

В течение последней трети 18 века на основе «Российской грамматики» М.В. Ломоносова было создано пять учебников русского языка для учащихся средних учебных заведений (три последних из списка - после Указа 1786 года):

  1. Курганов Н.Г. Российская универсальная грамматика или всеобщее письмословие, предлагающее легчайший способ основательного учения Русскому языку, с семью присовокуплениями разных учебных и полезных вещей. – СПб: 1769;

  2. Краткие правила российской грамматики, собранные из разных российских грамматик в пользу обучающегося юношества в гимназиях Императорского Московского Университета. – М.: 1771; (В дальнейшем автор этого учебника в нашем исследовании именуется «Аноним»).

  3. Сырейщиков Е.Б. Краткая российская грамматика, изданная для народных училищ по высочайшему повелению Императрицы Екатерины Второй. – СПб: 1787 (несколько переизданий большими тиражами, несопоставимыми с другими учебниками - в Пушкинском Царскосельском Лицее в первые годы именно по нему изучали русский язык);

  4. Соколов П.И. Начальные основания российской грамматики в пользу учащегося в гимназии при Императорской Академии Наук юношества. – СПб: 1788;

  5. Светов В.П. Краткие правила по изучению языка российского с присовокуплением кратких правил российской поэзии или науки писать стихи, собранные из новейших писаний в пользу обучающегося юношества. – М.: 1790.

В последней трети 18 века появились первые методические рекомендации для учителя: "Способ учения" и "Руководство учителям первого и второго класса народных училищ в Рос­сийской империи"; большое внимание уделялось культуре речи учащихся.

Учебники последней трети 18 века отличались высоким уровнем научности: не было разрыва между научной и школьной грамматикой

Первые учебники совмещали научное описание грамматического строя современного русского литературного языка с нормативными рекомендациями и оценками.

Созданные на основе «Российской грамматики» Ломоносова, учебники русского языка 18 века не были копией научного труда М.В. Ломоносова, а явились оригинальными трудами, результатом дидактической переработки: использованы родо-видовые определения лингвистических понятий, даны образцы применения знаний (в виде «примеров грамматического разобрания»), теоретические сведения изложены более доступным учащимся языком, изменена структура, созданы предисловия методического характера.

Для того, чтобы представить, сколько учащихся могли пройти курс грамматики русского языка, приведем сравнительные статис­тические данные по количественному составу учебных заведений и их выпускников.

Во второй половине 18 века существовало пять основных типов учебных заведений (по классификации М.Т. Белявского):

1) Общеобразовательные школы (народные училища, гимназии),

2) Закрытые дворянские учебные заведения (корпусы, пансионы),

3) Духовные семинарии,

4) Специальные школы (медицинские, штурманские и др.),

5) Университеты.

Из них средними учебными заведениями были первые три типа. Именно в этих школах вводилось (в обязательном порядке) препо­давание грамматики русского языка уставом 1786 г. Итак, назовем основные учебные заведения второй половины 18 века с примерным количеством выпускников: Главные народные училища (всего 31 школа в столице и губерниях с выпус­ком в 1170 человек), семинарии (25 с выпуском в 23300), гимназии Московского университета (2100 человек), Казанские гимназии (500 чел.), Артиллерийский и инженерный шляхетский кадетский корпус (1350 чел.), Морской шляхетский кадетский корпус (2930 чел.), Сухопутный шляхетский кадетский корпус (4500 чел.), Пажеский корпус (320 чел.), Благородное училище генерала Зорича (470 чел.), другие частные благородные училища (900 чел.), Институт благородных девиц (440 чел.), Институт мещанских девиц (410 чел.), в двух учительских семинариях - в Москве и С.-Петербурге - 970 человек.

Всего народных училищ в конце 18 века было открыто 315, в которых учились около 20 тысяч человек.

Важное значение приобретала подготовка учителей, знакомых с новым методом преподавания (для этой цели в 1783 г. в Петербурге было открыто главное народное училище). С 1786 г. по 1801 г. было выпущено 425 учителей.

Несмотря на то, что преподавание грамматики русского языка было введено в некоторых, как правило элитных, учебных заведениях задолго до указа 1786 года, определяющая роль указа состояла в том, что были унифицированы учебные планы и выработаны общие принципы работы по русскому языку и созданию учеб­ных пособий.

Таким образом, можно констатировать, что «Устав» дал необходимый толчок для расширения образовательного пространства не только по русскому языку, но и по другим дисциплинам, и явился важным культурно-историческим событием как для 18 века, так и для всей истории образования.

 

1 Мечковская Н.Б. "Грамматика" Мелетия Смотрицкого // Очерки истории школы и педагогической мысли народов СССР.М., 1989.- С.193-4

 2 Лапатухин М.С. Из истории преподавания русского языка в средних учебных заведениях России // Ученые записки Калининского пединститута, т.34, 4.1, Калинин, 1963.- С.16

3 Владимиров В.В. Историческая записка 1-й Казанской гимназии 18 столетия, Казань, 1867.- С.109

4 Страхов П.Н. Краткая история Академической гимназии, бывшей при Императорском Московском университете, М., 1855.- С.10

5 Баранов М.Т. Историческое значение "Устава народным училищам в Российской империи" от 5/08 1786 года для русского языка в школе.// Русский язык в школе: К 210-летию в учебных планах России, М., 1996.- С.9.

6 Дейкина А.Д. Методические начала в преподавании рус­ского языка в конце 18 века.//Русский язык в школе: К 210-летию в учебных планах России, М., 1996.- С.27-28

Бесплатный хостинг uCoz